Энциклопедия

Последние пару дней весь ЖЖ играет в "Золотого теленка". Когда я была молодая, эту книгу полагалось знать наизусть. В ней, как в энциклопедии, есть ответы на все вопросы.

До сих пор, заходя за границей в сувенирную лавку, я бормочу: -"Едете вы сейчас в шляпах и кепках, а назад вернетесь в тюбетейках. Самый глупый из вас купит полный доспех бухарского еврея: бархатную шапку, отороченную шакалом, и толстое ватное одеяло, сшитое в виде халата."

ЖЖ у меня, кстати, давно и прочно ассоциируется с пикейными жилетами.

"-Читали про конференцию по разоружению? - обращался один пикейный жилет к другому пикейному жилету. -- Выступление графа Бернсторфа.
- Бернсторф-это голова! -- отвечал спрошенный жилет таким тоном, будто убедился в том на основе долголетнего знакомства с графом."

И вот все вспомнили про этот роман и принялись гадать по нему, как по Книге Перемен, т.е. проецировать его на российскую политическую действительность.
Даже мои френдессы отметились (http://bezobraznaja-el.livejournal.com/852817.html  http://laragull.livejournal.com/2712447.html).

Лара предлагает реинкарнацией Козлевича считать Пономарева, ну который Сколково. Пожалуй, в этой аналогии что-то есть, учитывая, что смешнее Сколкова у нас давно ничего не сочиняли.
Проект, словно нарочно созданный, чтобы все потешались, однако как-то там булькает, и деньги там какие-то крутятся.

"Видите, Балаганов, что можно сделать из простой швейной машины Зингера? Небольшое приспособление – и получилась прелестная колхозная сноповязалка."

Кстати о деньгах - с ними у героя тоже сложные отношения:

"Оставшийся при особом мнении Паниковский принялся за дело с большим азартом. Наклонившись над кроватью, он шевелил толстыми губами, слюнил пальцы и без конца переносил бумажки с места на место, будто раскладывал Большой Королевский пасьянс. После всех ухищрений на одеяле образовались три стопки: одна - большая, из чистых новеньких бумажек, вторая - такая же, но из бумажек погрязнее, и третья - маленькая и совсем грязная.

- Нам с вами по четыре тысячи, - сказал он Бендеру, - а Балаганову две. Он и на две не наработал.

- А Козлевичу? - спросил Балаганов, в гневе закрывая глаза.

- За что же Козлевичу? - завизжал Паниковский. - Это грабеж! Кто такой Козлевич, чтобы с ним делиться! Я не знаю никакого Козлевича!

- Все? - спросил великий комбинатор.

- Все, - ответил Паниковский, не отводя глаз от пачки с чистыми бумажками. - Какой может быть в этот момент Козлевич?!"

Земным воплощением Паниковского все единодушно признали Яшина - сам никакой, Ксюша ушла, жизнь не удалась.

"- А за что вас любить? Таких, как вы, девушки  не  любят. Они  любят  молодых,  длинноногих,  политически грамотных. А вы скоро умрете. И никто не напишет про вас в  газете:  "Еще  один сгорел на работе". И на могиле не будет сидеть прекрасная вдова с  персидскими глазами. И заплаканные дети не будут спрашивать: "Папа, папа, слышишь ли ты нас?"

На Лоханкина он все же не тянет, хотя казалось бы.

Насчет Корейко можно было бы тоже поупражняться, но это пусть кто-нибудь другой, потому что я совершенно точно знаю, что Корейко в современном мире - это мой муж.

"- В кино хочется, - капризно сказала Зося, - орехов хочется, зельтерской с сиропом.

Для Зоси Корейко готов был на все. Он решился бы даже слегка нарушить свою конспирацию, потратив рублей пять на кутеж, но сейчас в кармане у него в плоской железной коробке от папирос "Кавказ" лежало десять тысяч рублей бумажками, достоинством по двадцать пять червонцев каждая. Но если бы даже он сошел с ума и решился бы обнаружить хотя бы одну бумажку, ее все равно ни в одном кинематографе нельзя было бы разменять.

- Зарплату задерживают, - сказал он в полном отчаянии, - выплачивают крайне неаккуратно."