Надо пойти туда, к реке, где никто не увидит, и упасть на колени, и опустить лицо, распластаться ниц, как женщина над младенцем или как жрец на молитве, и выкопать ямку, и все ей рассказать, так многие делают, теперь-то я знаю. Потом там вырастет тростник, и станет дудочкой, и все все узнают, но это будет уже музыка, а совсем не про уши, господи, что мне уши...
Я прихожу туда, в эти заросли, никому, никому уже не найти это место, а я его помню, я раздвигаю стебли и ложусь ниц, и говорю с землей, и плачу ей о том, как жестоко меня обманули, как все, к чему я прикасаюсь, становится сияющим и драгоценным, но совершенно, совершенно бесполезным, ни съесть, ни печь растопить, ни ребенка завернуть - только смотреть, только смотреть...
И потом я лежу там без сил, и знаю, что завтра приду снова, и золотой тростник поет над моей головой.