Надя сидела и подсчитывала свои доходы. Доходы получались ничего себе, но какие-то виртуальные. Часть еще только ожидалась, другую часть еще предстояло отработать. Кроме того, платили ей в евро, а продавать валюту ей казалось святотатством – Надино сознание сформировалось в 90-е годы, когда слово «рубль» считалось бранным. В этом было и практическое преимущество – заработанные деньги оставались с ней надолго по той простой причине, что не имели хождения.
В этом месяце выходило 400, для января совсем недурно. Надя сильно зависела от календаря. Январь – мертвый месяц, как и август. Начиная с марта был конвейер, с сентября то же самое. Надя ненавидела свою работу. Десять тысяч лежали на балконе под ковриком, через пару месяцев вырисовывалась одиннадцатая. Надя мечтала дать дочери образование, лучше – за границей. Она закрыла блокнот, где все записи были зашифрованы (мало ли что) и пошла посмотреть на дочь. Дочь уже проснулась и таращила глазки. Надя взяла ее на руки.
В прихожей хлопнула дверь. Надя вскинулась, но было поздно, муж ушел на работу. Не догнать. Опять проворонила, не успела попросить денег. Те, что он дал позавчера, кончились быстро – Надя купила телефонную карточку и заплатила в парке за паровозик. На книжку уже не хватило, и Надя с горя на оставшиеся деньги купила пива и креветок. Теперь у нее не было ни гроша. А она-то собиралась … Короче, планы были – раз уж такое счастье, что в этот день нет клиентов.
Она частенько так и сидела дома весь день, денег не было даже на метро. Не продавать же сто евро ради того, чтобы проехаться на метро? Позавчера муж дал ей триста рублей. А в предыдущий раз вообще сто, десятками. Наскреб по карманам, в бумажнике были только тысячные купюры.
Надя вспомнила, как устроилась преподавать на курсы, два дня в неделю, просто чтобы иметь какие-то свои рубли. Золотое было времечко. Кремы покупала. Один раз даже сходила с подругой в ресторан. В книжный магазин – вообще каждый день. Жалко, что курсы закрылись.
Надя вообще-то была красивая, от мужиков отбою не было. В рестораны ее приглашали. Как-то ужинала с одним – он ей понравился, хорошее лицо, хорошая улыбка, и ерунду не молол. Назаказывал всякого. А потом вышел в туалет. Надю как ошпарило – вдруг не вернется, чем платить? В сумочке десять рублей, даже до дома не добраться…Он, конечно, вернулся, такое ведь только в кино бывает, но Надя сидела уже совсем отрешенная. И больше ни с кем никуда не ходила. Сидела дома и пахала.
Отработает часов одиннадцать, так что язык уже не ворочается и плакать хочется от усталости, денежки сложит одну к одной – и на балкон.
В этом месяце выходило 400, для января совсем недурно. Надя сильно зависела от календаря. Январь – мертвый месяц, как и август. Начиная с марта был конвейер, с сентября то же самое. Надя ненавидела свою работу. Десять тысяч лежали на балконе под ковриком, через пару месяцев вырисовывалась одиннадцатая. Надя мечтала дать дочери образование, лучше – за границей. Она закрыла блокнот, где все записи были зашифрованы (мало ли что) и пошла посмотреть на дочь. Дочь уже проснулась и таращила глазки. Надя взяла ее на руки.
В прихожей хлопнула дверь. Надя вскинулась, но было поздно, муж ушел на работу. Не догнать. Опять проворонила, не успела попросить денег. Те, что он дал позавчера, кончились быстро – Надя купила телефонную карточку и заплатила в парке за паровозик. На книжку уже не хватило, и Надя с горя на оставшиеся деньги купила пива и креветок. Теперь у нее не было ни гроша. А она-то собиралась … Короче, планы были – раз уж такое счастье, что в этот день нет клиентов.
Она частенько так и сидела дома весь день, денег не было даже на метро. Не продавать же сто евро ради того, чтобы проехаться на метро? Позавчера муж дал ей триста рублей. А в предыдущий раз вообще сто, десятками. Наскреб по карманам, в бумажнике были только тысячные купюры.
Надя вспомнила, как устроилась преподавать на курсы, два дня в неделю, просто чтобы иметь какие-то свои рубли. Золотое было времечко. Кремы покупала. Один раз даже сходила с подругой в ресторан. В книжный магазин – вообще каждый день. Жалко, что курсы закрылись.
Надя вообще-то была красивая, от мужиков отбою не было. В рестораны ее приглашали. Как-то ужинала с одним – он ей понравился, хорошее лицо, хорошая улыбка, и ерунду не молол. Назаказывал всякого. А потом вышел в туалет. Надю как ошпарило – вдруг не вернется, чем платить? В сумочке десять рублей, даже до дома не добраться…Он, конечно, вернулся, такое ведь только в кино бывает, но Надя сидела уже совсем отрешенная. И больше ни с кем никуда не ходила. Сидела дома и пахала.
Отработает часов одиннадцать, так что язык уже не ворочается и плакать хочется от усталости, денежки сложит одну к одной – и на балкон.